Oleg Kozlovsky (pictured) a blogger and key figure in the Oborona protest group, has circulated the following e-mail regarding the elections crackdown. A reader writes:

This is his eye witness testimony of the FSB/KGB tactics following and harassing him and Yulia Malysheva, the leader of youth NDSM, a great democrat. both very fine people. Car registration plates, details, slashing of car tyres, and the coshing of their poor fellow democrat. It is all here IN DETAIL. The testomony is absolute confirmation of the repressive and totalitarian tactics of the police, just like the old days against the refusniks. By the way, in case you don't follow the process - they tried to evade the following car at the lights, porved that it was going to be difficult for the FSB to follow them by car and SO they FSB slashed Yulia's car tyres. She is a deputy of a local assembly and should have complete immunity.

Here is an English translation (actually, something of a synopsis) of the letter (not done by our professional translators, any corrections appreciated) followed by the Russian original:

On November, 24th another Dissenters March took place in Moscow, and a majority of the democratic opposition took part. I was one of the official organizers, and during the March was been detained by the local authorities acting under instructions from the Kremlin. I was tried in summary fashion without a lawyer and sentenced to five days in jail.

Once I left my jail cell, however, I soon noticed that I had acquired a tail from the Ministry of Internal Affairs. I first noticed him in the subway two days prior to the national elections, a tall man in a long coat with a bag over his shoulder followed me from my home to Garry Kasparov's residence, where I was bound for a meeting.

The next day, December 1st, an Oborona staff meeting took place to discuss our efforts to supervise the elections on Sunday. Oborona staffer Julia Malysheva noticed we were being observed by two men in a dark green VAZ-2111 automobile (license plate number r548rv97). The vehicle stood all evening near the entrance to our headquarters and those inside marked the entry and exit of all staff members.

When the meeting broke up, Julia and I needed to discuss some additional matters in a different location, fearing that the meeting place might have been bugged. As we drove away, the VAZ followed us. We decided to drive around for a while and confirm whether it really was a tail, and indeed the VAZ followed us no matter where we went as we executed various circles and turns in the neighborhood. When we stopped at a green light, so did the VAZ, while all the other cars around moved forward. Just as we thought we might have lost the VAZ, a silver Daewoo Nexia joined the pursuit, apparently trading places with the VAZ, its the driver concealed behind a darkened windshield. Julia and I then parted ways to attend to separate responsibilities. It appeared that we then acquired pedestrian tails which dogged our steps the rest of the day, though perhaps we are just becoming paranoid.

On December 2nd, Julia and I went into the field to observe polling-place violations during the election. We intended to use Julia's car, but when we arrived at its location we discovered that all four tires had been slashed and, thus, we were forced to proceed further by means of the subway. Julia reported the incident to the police and mentioned that she had been followed. It was evident they had no intention to investigate the matter in any serious way, but they went with her to inspect the vehicle, and I joined her at the location. When I arrived on the scene there were two uniformed officers and three in plainclothes surrounding the vehicle. Also on the scene were a number of young people, and when the police asked to inspect their documents the youth responded "get lost, talk to our superiors, they will explain everything to you." Then they made a show of writing down the officers' vehicle number, informing them they would "pay a stiff price for their arrogance." I began to record the proceedings with my video camera, whereupon an occupant of one of the police vehicles began filming me doing so. Reinforcements arrived, two more cars full of officers. At that point we decided that discretion is the better part of valor and departed.

That evening we'd planned to hold a peaceful gathering on Mazhezh Square, to listen to the election returns by radio and discuss the results. But from the early morning hours the Square had been turned into what looked like a military parade ground. I counted 24 large troop transport trucks and a sprinkling of cars inside the fenced-off area as well as a large group of OMON buses and various other official vehicles and wide array of marching soldiers from various commands, checking the documents of all who passed by.

The meeting was therefore moved to Tver Street on the plaza near the Hotel National. I was contacted there by a journalist from Al Jazeera and gave him a good deal of information about falsification of the returns. I was then approached by a police officer who demanded my documents and scrutinized them at length. Soon thereafter I was grabbed by three police goons and dragged off to a military bus as the dumbfounded journalist looked on. I was manhandled and searched, and my camera and two portable radios were confiscated. No explanation was proffered for my detention. When I asked to call home, they told me that my new home was prison. I realized further discussion would be fruitless. Later I was accused of participating in an unauthorized protest action, but then suddenly released after a few hours in custody. I encountered four others inside the bus, and it turned out they were homeless men who had been promised 200 rubles each to turn out for a protest action by one of the pro-Kremlin groups, and were inadvertently arrested along with the anti-Kremlin protesters.

Upon leaving, I realized that the authorities were not yet finished with me for the day and that I had once again acquired a tail of two men, who followed me persistently, pretending to be occupied with other matters when I glanced at them. They followed me into the wee hours of the morning, all the way home, and they were there the next morning, where a fellow of impressive size tailed me to the Sakharov Museum where Other Russia had a press conference scheduled.

On the evening of December 3rd we attempted to visit the headquarters of the Central Elections Committee in order to conduct a symbolic funeral for democracy. Dozens of supporters appeared, some wearing black ribbons and one young lady even donning a mourning dress. However, all approaches to the building were sealed off, as Manezh Square had been.

So I met with some reporters from German television (ARD) as close as we could get to the CEC. When I started to comment about the elections, it became obvious that a number of plainclothes police were nearby and listening in, yet the seemed put off by the presence of the Germans and did nothing to interfere. We then tried to gain access to the CEC building environs, but were pushed back by OMON troops in full combat regalia. It seemed as if the CEC expected an armed assault, which seemed absurd to me since our opposition groups have never used any violence. This perhaps sheds some light on the mental state of those who govern our country.

The next day I again spotted surveillance waiting at my home. A silver-colored Zhiguli with tinted windows (license plate number r995va99) cointained three men. Later this vehicle was replaced by a blue Ford -- also, of course, with tinted windows (license plate number u381oo177). In the Ford sat three men and one woman. No attempt was made to further harass me, however, which seems to imply they see me as a useful lure that may lead them to bigger fish -- although I do not presume to know their motives. It could be that they simply want to show themselves in order to intimidate me.

In addition to myself, I know for a fact that the authorities have been spying on Julia in a similar way, as well as on Alexander Averin (board member of Other Russia) and Igor Drandin (activist), and leaders of our regional offices have faced similar actions. Sometimes the results have been quite serious. For instance, on November 22nd Other Russia activist Yuri Chervochkin was fatally attacked just after revealing to his colleagues that he had been under surveillance. Few believe that the criminal investigation into his killing will lead to any arrests. These actions tend to indicate that the authorities see the opposition groups as a real threat to their power, and are actively seeking to suppress them. As for me, such events encourage me to redouble my efforts.


24 ноября в Москве прошел Марш Несогласных — крупнейшая акция демократической оппозиции. Я был одним из его официальных организаторов, и во время этого Марша был задержан сотрудниками милиции по указанию оперативника УБОП. Суд, проходивший в экспресс-режиме без адвоката и свидетелей, вынес приговор — 5 суток ареста. Вскоре после выхода из спецприемника ГУВД Москвы я заметил, что за мной было установлено наружное наблюдение. Первый раз я его обнаружил в метро на следующий день после освобождения и за два дня до выборов — 30 ноября. Высокий мужчина в пальто и с сумкой на плече следовал за мной по дороге от моего дома к дому Гарри Каспарова, с которым я должен был тогда встретиться.

На следующий день, 1 декабря, в штабе Обороны проходила встреча активистов, посвященная наблюдению на выборах и намечавшимся на ближайшие дни акциям. Юля Малышева обратила внимание на автомобиль ВАЗ-2111 темно-зеленого цвета с тонированными стеклами (номер р548рв97), в котором сидели двое мужчин. Машина весь вечер стояла рядом с подъездом, где находится штаб Обороны, а мужчины наблюдали за всеми входящими и выходящими из двери. После окончания встречи мы решили обсудить некоторые вопросы в другом месте, поскольку помещение штаба, возможно, прослушивается. Часть людей пошла туда пешком, а я, Юля и еще три наших активиста поехали туда на Юлиной машине. Подозрительные «Жигули» поехали за нами. Чтобы проверить, действительно ли это слежка, мы сделали несколько кругов и петель, при этом машина не отставала. Последние сомнения отпали, когда мы и они стояли на светофоре, включился зеленый свет, а Юля решила притормозить. Все окружающие машины уехали вперед, а подозреваемая нами машина осталась ждать нашего маневра.

Спустя примерно полчаса «запутывания следов» нам, вроде бы, удалось оторваться от хвоста. Мы на всякий случай решили сделать еще один круг и заметили другую машину — Daewoo Nexia серебристого цвета с тонированными стеклами (цифры номера 791, регион 177). Она ехала позади нас на некотором отдалении и несколько раз делала вид, что паркуется: подъезжала к тротуару, сбрасывала скорость, отставала от нас, — и вдруг снова нас догоняла. Когда мы остановились недалеко от метро, эта машина тоже встала рядом. После этого мы разделились: Юля пошла общаться с активистами НДСМ в одно кафе, а я с нашими ребятами — в другое. Интересно, что и там рядом к нам подсели два мужчины характерной внешности. Впрочем, это могло быть и совпадением, но по словам Юли, такая же «парочка» оказалась одновременно и возле их столика.

2 декабря мы с Юлей должны были организовать мобильную группу и ездить по избирательным участкам, где зафиксированы нарушения. К 13 часам мы приехали на ст.м. Фрунзенская, рядом с которой Юля оставила машину после всех описанных приключений. Ночь не прошла для автомобиля даром: все четыре колеса оказались пробиты, на них милиция позже обнаружила 7-сантиметровые порезы. Мы вынуждены были двинуться дальше на метро. В тот же день Юля подала заявление в ОВД Хамовники по факту прокола колес. В заявлении она упомянула про слежку, которую заметила в предыдущий вечер, но в милиции ей явно не поверили. Тем не менее, милиционеры вместе с Юлей поехали на место происшествия, а я отправился туда же на метро (места в машине не хватило). Я добрался туда чуть позже и увидел, что два милиционера возле Юлиной машины общаются с тремя молодыми людьми в штатском. Молодые люди до того сидели в Жигулях ВАЗ-2115 серебристого цвета с тонированными стеклами (номер м992оа177) и наблюдали за Юлиным автомобилем. Милиционеры на всякий случай решили проверить у тех документы, на что получили неожиданный ответ: дескать, вы не можете нас проверять, поговорите с нашим начальством, оно вам все объяснит. При этом молодые люди были весьма самоуверенны и агрессивны, а по крайней мере один из них явно пьян. Он переписывал номера милицейских машин и громко обещал милиционерам, что они еще поплатятся за свою дерзость. Когда я начал снимать происходящее на видео, мужчины спрятались в машине, а потом начали снимать на видеокамеру нас самих. Тем временем по вызову подъехало подкрепление: две «Газели» с вооруженными сотрудниками милиции. Однако задержать трех агрессивных мужчин они не решились: видимо, угрозы показались милиционерам реальными. Мы же решили не испытывать судьбу и уехали оттуда.

Вечером на Манежной площади планировалась достаточно безобидная акция: всех желающих призвали прийти туда с радиоприемниками, слушать результаты выборов и обсуждать их между собой. Однако с самого утра площадь напоминала скорее плац воинской части, чем одну из главных туристических достопримечательностей столицы. Я насчитал 24 грузовика, поливальные машины и трактора, которыми Манежную площадь отгородили от Моховой улицы и Охотного ряда. Внутри находилось множество автобусов с ОМОНом и милицией, автозаки, штабные автобусы и машины полевой связи, по площади маршировали солдаты внутренних войск, а по всей округе ходили оперативники в штатском. Вечером в подземных переходах под Манежной площадью ОМОН выставил несколько кордонов, на которых проверял документы у всех прохожих. Поскольку пройти на Манежную площадь не представлялось возможным, люди начали собираться на пересечении Тверской улице, рядом с отелем «Националь». Мне позвонила английская журналистка из телекомпании Al Jazeera, с которой мы собирались встретиться, и сказала, что стоит на углу «Националя». Оказалось, что их камера установлена прямо на Манежной площади внутри всех ограждений. У них в этот момент должен был быть выход в прямой эфир, и журналистка очень боялась опоздать. Поэтому мы буквально побежали туда по подземным переходам, проскочив мимо всех кордонов (ОМОН нас почему-то не решался тормозить) и пройдя внутрь оцепления.

Я прокомментировал для Al Jazeera итоги выборов и зафиксированные нами фальсификации, и журналисты предложили вернуться к «Националю», чтобы заснять собравшихся там людей. Они выключили камеру и направились к подземному переходу, я — за ними. Вдруг ко мне подошел подполковник милиции (как позже выяснилось, начальник Милиции общественной безопасности Тверского района) и попросил предъявить документы. Он внимательно изучил мой паспорт, а когда я спросил, можно ли идти, попросил: «Подождите секундочку». В этот момент ко мне подскочили трое мужчин в штатском, схватили под руки и, ничего не объясняя, потащили к милицейскому автобусу. Я отпустил ноги, они сначала какое-то время меня волокли по земле, потом им на помощь пришел еще один или двое, и меня понесли за руки и за ноги. На все это, раскрыв рты, взирали ошарашенные английские журналисты, но камеру включить, видимо, не успели.
Меня затащили в милицейский ПАЗ, проволокли через весь автобус и бросили на один из задних рядов. Меня обыскали, потом вытряхнули содержимое моего портфеля. Изъяли фотоаппарат, две любительские рации и средства самообороны. Телефоном пользоваться запрещали, но мне удалось в самом начале обыска связаться с Юлей и положить аппарат так, что она слышала все происходящее.

В автобусе было еще четыре человека, задержанные до меня. Трое были бомжами, утверждавшие, что им пообещали 200 руб. за приход на Манежную площадь и дали радиоприемник. Скорее всего, это была провокация одной из прокремлевских организаций или самих же чекистов: последние полгода на многие мероприятия оппозиции они снаряжают бомжей под видом якобы участников акций. Четвертый задержанный, по собственным словам, успел только выйти из подземного перехода, как был остановлен ОМОНом. Его задержали за то, что у него не оказалось при себе паспорта. Впрочем, он подтвердил, что собирался участвовать во «флэш-мобе с радиоприемниками», но не знал, что это наказуемо. Задержавшие меня оперативники УБОП ни словом не объясняли произошедшее и не говорили, куда нас собираются вести. Когда я попросил у них разрешения позвонить домой, мне ответили коротко и емко: «Твой дом — тюрьма!» Больше вопросов к ним у меня не было. В милиции я подробно описал в объяснениях, при каких обстоятельствах был задержан. Мне сказали, что я подозреваюсь в организации или участии (они сами не были уверены) в несанкционированной акции на Манежной площади. Правда, в итоге протокол составлять не стали и после 2.5 часов задержания по приказу того же самого начальника МОБ я был отпущен. Разумеется, никто никаких извинений мне не принес.

Однако история на этом не закончилась. Выйдя из ОВД Тверское, я обнаружил за собой хвост: за мной по пустынным улицам ходили два мужчины, в которых сразу можно было узнать оперативников. Когда я зашел в вестибюль метро Чеховская и притормозил, один из них сделал вид, что ждет кого-то, а другой — что идет покупать билеты. Правда, стоило мне снова пойти, оба «забыли» про свои намерения и двинулись за мной. На одной из станций метро я уже интереса ради провел такой эксперимент: дождался завершения посадки и в последний момент перед закрытием дверей вышел из вагона. Оглянулся и уведил, что двое молодых людей держат закрывающиеся двери и выглядывают: вышел я или остался? Увидев, что я вышел, они тоже выскочили из вагона и зашагали вслед за мной. Я дошел до клуба, где проходило одно из мероприятий, посвященных выборам. Выйдя около 1 часа ночи, обнаружил тех же оперативников, дожидавшихся меня возле дверей. Один из них проводил меня почти до самого дома.Разумеется, уже на следующий день меня «встречали» прямо около дома. Внушительных размеров мужчина следовал за мной всю дорогу до Музея Сахарова, где проходила пресс-конференция «Другой России». Правда, на обратном пути я его уже не заметил.

Вечером 3 декабря десятки людей направились к зданию Центризбиркома, чтобы символически почтить память российской демократии. Кто-то (как я) повязывал черные ленты, другие принесли с собой цветы, а одна девушка даже облачилась в траурное платье. Еще 2 декабря все подступы к ЦИК были заблокированы. Ситуация один в один напоминала Манежную площадь: грузовики, кордоны, ОМОН, милиция, пропускной режим. Был перекрыт весь Большой Черкасский пер. и несколько прилегающих кварталов. Я встретился со знакомыми журналистами немецкой телекомпании ARD неподалеку от ЦИК (вернее, от кордона, отделявшего нас от Центризбиркома). Когда я начал комментировать акцию и наше отношение к прошедшим выборам, рядом сразу же появились люди в штатском, которые внимательно меня слушали, но не предпринимали никаких активных действий. Интересно, что несмотря на все кажущееся безразличие властей к своему реноме, действовать на глазах у журналистов силовики (пока) боятся.

Вскоре рядом с нами появились еще журналисты и участники акции, и мы подошли к милицейскому ограждению, за которым стояли так называемые «космонавты» — ОМОН в полной боевой выкладке с бронежилетами, шлемами, наколенниками и т.д. Мы попросили пустить людей внутрь, но сперва получили отказ. После продолжительных переговоров начальство, руководившее «охраной» Центризбиркома, все-таки согласилось пропустить двух человек в приемную ЦИК. Со мной пошел еще сторонник «Другой России» Павел Жеребин. У нас проверили документы. Рядом со мной стоял молодой человек в штатском и говорил другому: «Это Козловский, запоминай лицо». «Зачем запоминать, — спросил я, — у вас же есть фотографии». Молодой человек ответил: «Есть у нас фотографии, всё у нас есть!» Меня и Жеребина провели в приемную в полной тишине не менее десятка человек: милицейское начальство, ОМОН, УБОП, представители ЦИК. Около главного входа в Центризбирком стояли вооруженные автоматами спецназовцы (предположительно, «Вымпел»). Во дворах стояли еще машины с ОМОНом и военными. По лицам охранявших ЦИК было ясно: их готовили к вооруженному противостоянию. Мне это представляется абсурдным, ведь российская оппозиция никогда не использовала насильственных методов, да и ЦИК ей не так уж нужен. Объяснить это можно, пожалуй, только особенностями мировоззрения и мышления самих силовиков.

На следующий день я впервые обнаружил наружное наблюдение около моего дома. Неподалеку от подъезда стояли Жигули серебристого цвета с тонированными стеклами (номер р995ва99), в которых сидели три мужчины. Простояв примерно до 13 часов, они уехали, а на их место встал синий Ford — и тоже, конечно, с тонированными стеклами (номер у381оо177). В Ford’е сидят три мужчины и одна женщина. Затем ночью машины поменялись обратно — и так продолжается уже несколько дней. В то же время ни разу никаких серьезных попыток выйти со мной «на контакт» ни ФСБ, ни УБОП не предпринимали. Видимо, «разработку» меня как потенциального информатора они считают неэффективной: у меня нет серьезных уязвимых мест в биографии, а вывести меня из себя или заставить что-то случайно разболтать тоже очень сложно. Впрочем, возможно, ими руководят и какие-то другие соображения. Вероятно, цель такой плотной слежки — заставить меня нервничать, менять свои планы, совершать необдуманные поступки. Надо сказать, что им это не особенно удается. Во всяком случае, мои близкие придают этому гораздо большее значение, чем я сам.

Я знаю, что в последние дни слежку за собой замечали Юля Малышева, Александр Аверин (член Исполкома «Другой России»), Игорь Драндин (активист НДСМ), а к Микасу Мурашеву домой приходил майор уголовного розыска — хотел о чем-то побеседовать. Также сотрудники правоохранительных органов и спецслужб приходили недавно к нашим активистам в Туле и ряде других регионов. Бывают и более тяжелые ситуации: например, 22 ноября, за два дня до Марша Несогласных было совершено нападение на сторонника «Другой России» Юрия Червочкина в подмосковном Серпухове. Он успел сообщить соратникам, что за ним ведут слежку знакомые ему сотрудники УБОП, а через час был найден у своего дома жестоко избитым. Нападавшие били насмерть, но Юрию чудом удалось выжить. Сейчас он по-прежнему в коме, и врачи продолжают бороться за его жизнь. Возбуждено уголовное дело, но мало кто верит, что расследование позволит найти и наказать виновных. Действия спецслужб показывают, что наибольшей угрозой они считают внесистемную оппозицию, то есть организации, отказывающиеся от традиционной для России политической торговли с властью. Это помимо движения «Оборона» и Объединенный Гражданский Фронт, и запрещенные нацболы, и НДС/НДСМ. Судя по всему, эти организации отнесены к категории «недоговороспособных» и потому в отношении их принята тактика подавления. Активизация работы спецслужб лично по мне в последнее время объясняется, на мой взгляд, приближением выборов и рядом громких акций, в подготовке которых я участвовал (несколько акций «Обороны» этой осенью, Марши Несогласных и др.).

Олег Козловский